Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Белая гвардия - Страница 178

• Предыдущая
• 178 / 202
• Следующая

Из-за покрытой снегом крыши видны были узорчатый с цепями крест и выше его – поднимающийся треугольник созвездия Возничего с желтовато-яркою Капеллой. Он смотрел то на крест, то на звезду, вдыхая в себя свежий морозный воздух ‹…› опять сел к форточке, чтобы купаться в холодном воздухе и глядеть на этот чудной формы молчаливый, но полный для него значения крест и на возносящуюся желто-яркую звезду (Т о л с т о й Л. Н. Полн. собр. соч. М., 1934. Т. 18. С. 423).

Возможно также, что в «Белой гвардии» сказалось влияние романа А. Н. Толстого «Хождение по мукам», первое отдельное издание которого вышло в 1922 г. в Берлине. Здесь образ звезды служит символом вечности, размыкая границы личности героя (Телегина), который, подобно Левину, ощущает причастность к космической гармонии:

Над головой его в небольшом созвездии сияла голубым светом звезда. Тысячу лет назад побежал от ее этот голубой лучик, и вот упал в глаза, коснулся сердца Ивана Ильича. И эта звезда, и Млечный путь, и бесчисленные созвездия – лишь песчинки в небесном океане; а там где-то еще есть черные угольные мешки, провалы в вечность. И все эти звезды и черные бездны – в нем, в горячем сердце Ивана Ильича ‹…› И так же как таинственный, неощутимый свет звезд льется на землю, так сердце шлет навстречу им свой незримый свет – тоску по любви, не хочет верить, что оно – мало, смертно, Это была минута божественной важности» (Т о л с т о й А. Н. Хождение по мукам. Берлин, 1922. С. ХХХ).

С. Турбин стал умирать днем двадцать второго декабря. – Булгаков приурочивает поворотный момент в судьбе героя (пребывание на грани жизни и смерти и «второе рождение») к точке нижней кульминации годового цикла, самому короткому дню года – солнцевороту, актуализируя связь христианского Рождества с языческим праздником Коляды (ср. римские календы).

Вместе с тем это число играет важнейшую роль в романе Слезкина «Ольга Орг», где все события заключены в интервал ровно одного года между двумя датами 22 декабря. В этот день происходит мимолетная встреча героини с «прекрасным Эросом» – и в тот же день следующего года, не сумев примирить земную и небесную любовь и запутавшись в ее «ипостасях», Ольга кончает жизнь самоубийством (С л е з к и н Ю. Ольга Орг. С. 17, 180).

С. 410. – Глухую исповедь… – Глухая исповедь – таинство покаяния применительно к больному или умирающему, лишенному дара речи.

С. 411. На тебя одна надежда, Пречистая Дева. На Тебя. Умоли Сына своего, умоли Господа Бога, чтоб послал чудо… – Т. Кисельгоф вспоминала: «…Однажды он мне читал про эту… молитву Елены ‹…› А я ему сказала: “Ну зачем ты это пишешь?” Он рассердился, сказал: “Ты просто дура, ничего не понимаешь!” ‹…› Ну, я подумала: “Ведь эти люди все-таки были не такие темные, чтобы верить, что от этого выздоровеют”».

С. День исчез ‹…› Огонь стал дробиться, и один цепочный луч протянулся длинно, длинно к самым глазам Елены. – Несомненно сходство данного эпизода «Белой гвардии» со сценой из романа Грина «Блистающий мир» – молитвой Руны Бегуэм перед иконой Богоматери; ср.: «Выше поднялось пламя свечей, алтарь стал ярче, ослепительно сверкнул золотой узор церкви, как огненной чертой было обведено все по контуру. И здесь ‹…› увидела она, сквозь золотой трон алтаря, что Друд вышел из рамы, сев у ног маленького Христа. В грязной и грубой одежде рыбака был он, словно лишь теперь вышел из лодки» (Грин А. С. Собр. соч. Т. 4. С. 186). Обе сцены венчаются практически одинаковыми финалами. Руна после молитвы остается «неподвижно застывшей в земном, долгом поклоне» (Там же. С. 187) – она в глубоком обмороке; о Елене повествователь говорит: «…страх и пьяная радость разорвали ей сердце, она сникла к полу и больше не поднималась». Сходство тем убедительнее, что, как уже отмечалось, мифопоэтические коннотации образа Елены связывают ее с мотивом морского путешествия, плавания, – а в романе Грина Руна Бегуэм приходит к иконе св. Марии «Владычицы морей»; этим в «Блистающем мире» отчасти мотивируется явление Друда в «апостольском» образе – «в одежде рыбака».

Отметим также сходство между молитвой Елены Турбиной и эпизодом романа «Братья Карамазовы», где Алеша вспоминает об исступленной молитве его матери: «…Он запомнил один вечер, ‹…› в комнате в углу образ, пред ним зажженную лампадку, а пред образом на коленях рыдающую мать свою, схватившую его в обе руки, обнявшую его крепко до боли и молящую за него Богородицу, протягивающую его из объятий своих обеими руками к образу как бы под покров Богородице…» (Д о с т о е в с к и й Ф. М. Собр. соч. Т. 9. С. 21–22). «Моление матери о сыне ‹…› есть, по-видимому, видоизмененный мотив жития Алексея – человека Божьего» (В е т л о в с к а я В. Е. Поэтика романа «Братья Карамазовы». Л., 1977. С. 170).

С. 413. Он резко изменился. На лице, у углов рта, по-видимому, навсегда присохли две складки, цвет кожи восковой, глаза запали в тенях и навсегда стали неулыбчивыми и мрачными. – Пройдя «через смерть», Турбин выражает равнодушие к политической ситуации и как бы вообще к делам «земным». «Потустороннее» бесстрастие воскресшего героя вызывает ассоциации с рассказом Л. Андреева «Елеазар» (1906):

…то, что появилось нового в лице Елеазара и движениях его, объясняли естественно, как следы тяжелой болезни и пережитых потрясений. До смерти своей Елеазар был постоянно весел и беззаботен, любил смех и безобидную шутку. За эту приятную и ровную веселость, лишенную злобы и мрака, так и возлюбил его Учитель. Теперь же он был серьезен и молчалив; сам не шутил и на чужую шутку не отвечал смехом (А н д р е е в Л. Собр. соч.: В 6 т. М., 1990. Т. 2. С. 192–193).